pipetkovich
Не то слово!  

Ну что, едем дальше?)))

Эксклюзив :: "Рецепт водки по-студенчески"
Нужно сбегать вам на точку,
Взять 0,5, а лучше бочку!
Ясен (вырезано цензурой), не суррогата,
Хотя он и не заметен.
И с сырьём в руках, счастливый,
Ты (вырезано цензурой) к друзьям скорее.
Там, на теплой чистой хате
Вы найдете примененье
Чуду этому природы,
Главное не торопиться.

Если в химии не шаришь,
Дам совет тебе полезный:
Эта радость, мой любезный,
В реакции с водой из крана
Будет греться неебово.
Так что лучше догадаться
Снесть его в холодный угол,
Где, пока вы задымили,
Он попробует остынуть.

Если ты, мой друг запойный,
Ебанул лишков водицы,
Я сочувствую ребятам,
Что решат опохмелица
Ранним утром этой дрянью,
А вернее тем, что вы (вырезано цензурой)
Ну не то чтоб не допили,
Просто, выйдя за все рамки,
Влить в стаканы позабыли.

Пусть он лучше будет крепким,
Пусть горит, как факел в память
Тех, кого никто не смог (вырезано цензурой)
От него никак избавить.

Эксклюзив :: "(вырезано цензурой) школе"
Нашему окончанию школы посвящается...

Школа кончилась, братан!
Получил я аттестат.
Нынче я до жопы рад,
Завтра буду в жопу пьян.

Все напьёмся под конец,
Вместе к школе мы пойдем,
Педагогов разъебём.
Всё припомним, всем (вырезано цензурой)!

Мы прощли по кабинетам,
Раздавая пиздюли.
Прочь учителя бегли,
Тупо щелкая еблетом.

Мы въебли ещё бухла,
Вывалились на крыльцо -
Нас милиция взяла
В оцепления кольцо.

"Да не ссы, прорвёмся, друг!"
Подожгли бутылку с водкой,
Кинули прямой наводкой -
Разлетелось всё вокруг.

Пиздануло очень мощно -
Охуеешь даже пьяный.
Мы въебали по стакану...
"Круто было..." - "Это точно!"

Вылили по стопке в рот,
И по классам все ходить,
И на стенах выводить
"www.впитой.народ..."

Чтоб нас помнили потом,
Чтобы знали пиздюки,
Тупо стоя у доски,
Знала школа вся о том,

Что когда-то здесь учились
Девелоперы бухие,
Матершинники лихие
Здесь за партами дрочились...

Эксклюзив :: "Охуевши с перепоя..."
Охуевши с перепоя,
Я смотрю бухой в экран,
Заебенный сайт, не спорю,
Щас бы мне пивка, братан.

Я б тогда вам, педирастам,
Расказал что жизнь - хуйня,
Не вините вы меня -
Заебало все и баста!

Заебал Сэнт Луис блядский,
Где ебусь уже 3 года,
Что за мир такой хуяцкий?
Душа рвется на свободу.

Блевануть бы щас в метро,
Девку датую (вырезано цензурой).
Рвется все мое нутро
Туда, где я привык бухать

     

А я шарился сегодня и вот что нашёл:

КОЛОБОК нравоучительная сказка

Жили-были Дед  да Баба,
Дед  её  е..  любил  неслабо,
Хоть и в возрасте хрычок,
Но способный старичок.
Был осенний день холодный,
Дома Дед сидел голодный,
И толкал старуху в бок---
---Испеки мне колобок!---
---Ну ты, старый, спятил прямо,
Нет муки у нас ни грамма,
Подскажи, где взять муку-
Вот тогда и испеку!---
---Ты, карга, мне не перечь,
Растопляй скорее печь,
И скорей шуруй в кладовку,
Где крупа стоит, перловка.
Ты мешки то отвали,-
За мешками бутыли.
Две возьмёшь: одну к обеду,
А другУ снеси к соседу.
У него то, у Луки,
Променяй на пуд муки.
Дальше я учить не буду,
Не исполнишь-будет худо,
Я шутить ведь не люблю,
Не исполнишь-отлуплю!

Бабка мухою взлетела,
Мигом принялась за дело,
И при скорости такой
Через час пришла с мукой.
Печь давно уже прогрета,
Стало жарко, словно летом,
И замешенное тесто,
Скоро заняло всё место,
От дрожжей, от молочка,
Так и лезет из бачка.
Тут старуха подскочила,
(Видно импульс получила),
Колобок скатала ловко
И засунула в духовку.
Дедка изрыгая мат,
Нюхал хлебный аромат.

Колобок испёкся, но
Бабка, распахнув окно,
Противень несёт, чтоб пыл
Колобка слегка остыл.
Но не тут-то братцы было,-
Колобок то с жару с пылу
Прыг в окно и под гору
Покатился по двору,
Как в него вселился бес,
По тропинке прямо в лес.

Катит по траве с росой.
А навстречу шёл Косой…
Ну а что это за малец?
--Он когда-то звался Заяц,
Позже спутался с Лисой,
Начал пить. И все Косой
Стали звать его, поскольку
Нажирался он настолько
И косел (не вру, ей-ей),
Что узнать не мог друзей.
Что за тип Косой, нам ясно.
Был он, впрочем, не опасный,
Ибо больше лишь орал,
Если много выжирал.

Пнул ногой он Колобка,
Руки же упёр в бока,
С понтом распахнув халат,
Стал держать такой доклад---
---Что за зверь ты, что за рыба?
Либо фрукт ты, овощ  либо,
Ты лягушка, или рак?
Отвечай скорей, дурак!
Не ответишь в пять минут,
Я устрою самосуд!---
Колобок ему в ответ---
---Ты в своём уме, иль нет?!.
Мне, Косой, твои угрозы,
Что для пИнгвина  морозы.
Но скажу: «Я-Колобок,
Я от Бабушки убёг.
И до слез её мне жалко-
Дед её отлупит палкой.
Но не лью из глаз я воду-
Я ценю свою свободу,
И уйди, Косой, с дороги!»
---Так сказал, и сделал ноги.

Дальше катится, бродяга,
Рад, что дал от бабки тягу,
Пролетел с горы орлом
И ввалился в бурелом.
Под огромнейшую ёлку,
Прямо в когти, в лапы к Волку.
Лапой Волк чесал яйцо,
А губой сосал винцо.
Волк был всем известный мот,
Ублажить любил живот
Колбасой, вином, водярой.
Но теперь уж стал он старый.
Раньше еть любил волчиц,
А теперь валялся ниц.
Колобка узрел Волчуга,
Подвело желудок туго,
Доложивши всё про мать,
Волк решил его сожрать.
Сунул пальцы в голенище,
Вынул треть-аршин ножище,
Рукоятку взял в рукУ,
И приставил к Колобку.
Колобок струхнул изрядно,
Говорит---Ну, Серый, ладно!
Не сбежать мне ни х*я,
Щас тебе отдамся я!
Но при всём при  том при этом,
Ты вними моим советам:
Здесь в чащобе сыро, смрадно
И к тому ж весьма прохладно---
---Дальше молвил Колобок---
Положи на солнцепёк
Ты меня, когда пригреет
Крепче Солнце, да скорее
Соверши сей важный труд,
Ибо Солнце тут как тут!---
Волк свои развесил уши,
Взял на руки Колобушу,
И кряхтя покинув лес,
Кое- как на сопку влез.
Там, на самом на верху
Место выбрал Колобку,
Кинул нежно на цветы
И пос*ать пошёл в кусты.
Колобок недолго думал,
Он в карманы руки сунул,---
---А, не будь я Колобком!---
Покатился кувырком.

Много времени, иль мало,
Он катился, только стало
Во лесу совсем темно.
И споткнувшись о бревно,
Колобок  остановился,
И доколь потом не бился,
Но обходу не найдя,
Он заснул, как спит дитя.

Ночь прошла, заря зажглася.
И Медведь, всю ночь проквасив,
Сквозь туман, как через дым,
Пробирался за спиртным.
Был Медведь умён, при этом
Слыл в лесу Авторитетом,
Зверя не найти добрей,
Вес имел среди зверей,
Было ж кой-какое "но"-
Очень пить любил вино.
Потому то в ранний час
За вином бежал сейчас.
(У его знакомой – Львицы
Было чем опохмелиться)
Три бутылки взяв «Агдама»
Мишка штуку выжрал тама,
Две в карман засунул свой,
И отправился домой.

Шёл домой, да вдруг споткнулся,
И, конечно, звизданулся
О бревно, как об порог.
Видит- дрыхнет  Колобок.
Косолапый разъярился,
В Колобка зубами впился,
Но от боли опупел,
И завыл, (а не запел)---
---Ты, скотина, твёрже дуба,
Я сломал четыре зуба,
Зачерствел ты, словно камень,
И не взять тебя зубами!---
---Колобок сказал--- в закУсь
Я, конечно, не гожусь.---
---И добавил через смех---
---Я зато хитрее всех!:
Обманул я Бабку с Дедом-
Убежал перед обедом,
Обманул Косого-Зайца-
Щас, наверно, чешет яйца.
Поглумился я над Серым,-
Разбежались! Как же!  Х*р  им!---
---Мишка, чуя боль в боку,
Уж не внемлет Колобку,
Мой герой, обход найдя,
Покатил от медведЯ.

Дальше катит поутру,
Видит он в земле нору,
Рядом печь Лиса палит,
Колобок ей говорит---
---С добрым утром, тетка Лиска!,---
Подошёл совсем уж близко,
Подтянув штаны рукой,
Разговор завёл такой:
Как жива, да как делишки,
Рассказал про встречу с Мишкой,
Долго он ещё пи*дел,
Оторвав Лису от дел.

Потерять канву не трУся,
От героя отвлекуся,
И, рассказ продолжив свой,
Познакомлю вас с Лисой:
Тем была известна Лиска,
Что еёная пиписка,
Всякому доступна зверю.
И охотно я поверю,
Что красавец Муравей…
Даже он встречался с ней.
Шубу рыжую носила,
И, хоть не имела силы,
Но была весьма хитра,
А в тот день, уже с утра,
Собразить была готова,
С кем побаловаться снова.

Колобок закончил речь,
Отогрел бока об печь,
Говорит---Ядрёна мать,
Ну, пора и меру знать!
Собрался уйти в низину,
А Лиса его в корзину,
И кричит---Ядрёна вошь,
Никуда ты не уйдёшь!
Ты не бойся, не реви-
Я хочу с тобой любви,
Не кажи мне слёзных струй,
Покажи скорее *уй!---
---Колобок ей---Вот я весь,
Объясни мне, где он есть!---
---Говорит Лиса---Посмотрим!
Должен быть он предусмотрен,
Не встречала молодца
Я без *уя, без конца!---
---Вот Лиса его взяла,
Острым взглядом обвела,
Так вертИт его и сяк,-
Не найдёт конца никак.
Круглый он, как будто мяч,
Хочешь писай - хочешь плачь!
Час, другой и третий ищет,
А потом его в пи**ищу
Загнала, какой он есть.
Колобок ТАМ скрылся весь.

И с тех пор,(тоски не скрою),
Колобка, мого героя
Не видал никто нигде-
Затерялся он в пи*де…
Но на лавочке старухи,
Донесли иные слухи,
И ответ дают простой-
Мол, НАКРЫЛСЯ ОН ПИ*ДОЙ!

     ОРГВЫВОД
Не важно-ты старик брадатый,
Или юнец без бороды,
Тверёзый ты, или поддатый-
Подвоха бойся от ПИ*ДЫ!
Она и лЫса и с усами,
Она желанна нам всегда.
Мы из неё явились сами,
Нам от неё грядет беда!
Забыв накал любви полёта,
Зарывшись в спорте и труде,
Утратив бдительность на йоту,
Мы вновь окажемся в ПИ*ДЕ.

Сказка о Золотой Рыбке

То ли сказка, то ли быль...
Жил да был один бобыль.
Отродясь у бобыля
не водилось ни рубля,
вечно в доме неуют,
вечно бабы не дают.
Ну, да он не унывал:
уходил на сеновал,
сладко спал, а на рассвете
шел рыбачить, ставил сети...
Но стряслася с ним беда:
вынул рыбку из пруда,
а она сказала: Чу!
Отпусти – озолочу!
Он в ответ: не надо платы!
Мол, плыви, куда плыла, ты,
я тебя, мол, не держу! –
ну а рыбка: награжу!
Вот пришел мужик домой.
Что он видит! Боже мой!
Отчего труба дымит,
а в избе ухват гремит?
Что за баба у крыльца,
неприветлива с лица?
Молвит: я – твоя награда!
Он: спасибо, мне не надо!
Только в сказках, рад-не рад,
не берут назад наград...

Что там дальше по сюжету?
Ублажая бабу эту,
к рыбке он ходил не раз
(ну, про это – долгий сказ:
начиналось-то с корыта,
ну а после – что добыто,
то и отнято потом...)
Впрочем, сказка не о том.

В общем, наш бобыль женился,
отгулял, остепенился,
на обед – и щи, и квас,
баба пилит всякий раз:
вымой руки, вытри ноги,
ты – в избе, а не в берлоге...
загуляет – скалкой в лоб:
где шатался, остолоп?
почему разит сивухой? –
и повторно скалкой – в ухо...
В общем, счастлив, спору нет!
Доброй рыбке шлет привет.

Что-то давненько у нас не было забойных стихов, пожалуй, пора бы опубликовать несколько. Предлагаю вашему вниманию творчество из оперы Лука Мудищев (Евгений Онегин), изобилие матов, многабукаф и прочих страшных вещей, читать на свой страх и риск

Глава первая

Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Кобыле так с утра заправил,
Что дворник вытащить не мог.

Его пример другим наука:
Коль есть меж ног такая штука —
Не тычь её кобыле в зад,
Как дядя — сам не будешь рад.

С утра, как дядя Зорьке вправил —
И тут инфаркт его хватил.
Он состояние оставил:
Всего лишь четверть прокутил.

И сей пример другим наука:
Что жизнь? Не жизнь — сплошная мука,
Всю жизнь работаешь, копишь
И недоешь, и недоспишь,

Уж кажется, достиг всего ты,
Пора оставить все заботы,
Жить в удовольствие начать,
И прибалдеть, и приторчать…
Ан нет. Готовит снова рок
Последний жесткий свой урок.

Итак, (вырезано цензурой) приходит дяде.
Навек прощайте, водка, бляди…
И, в мысли мрачны погружён,
Лежит на смертном одре он.

А в этот столь печальный час,
В деревню вихрем к дяде мчась,
Ртом жадным к горлышку приник
Наследник всех его сберкниг,

Племянник. Звать его Евгений.
Он, не имея сбережений,
В какой-то должности служил
И милостями дяди жил.

Евгения почтенный папа
Каким-то важным чином был.
Хоть осторожно, в меру хапал,
И много тратить не любил,

Но всё же как-то раз увлекся,
Всплыло, что было и что — нет…
Как говорится, папа спёкся
И загремел на десять лет.

А, будучи в годах преклонных,
Не вынеся волнений оных,
В одну неделю захирел,
Пошел посрать — и околел.

Мамаша долго не страдала —
Такой уж женщины народ.
«Я не стара ещё,— сказала,—
Я жить хочу! Ебись всё в рот!»
И с тем дала от сына ходу.
Уж он один живет два года.

Евгений был практичен с детства.
Свое мизерное1 наследство
Не тратил он по пустякам.
Пятак слагая к пятакам,

Он был глубокий эконом —
То есть умел судить о том,
Зачем все пьют и там, и тут,
Хоть цены все у нас растут.

Любил он тулиться2. И в этом
Не знал ни меры, ни числа.
Друзья к нему взывали — где там!
А член имел, как у осла.

Бывало, на балу, танцуя,
В смущенье должен был бежать:
Его трико давленье х*я
Не в силах было удержать.

И ладно, если б всё сходило
Без шума, драки, без беды,
А то ведь получал, мудило,
За баб не раз уже пи*ды.

Да только всё без проку было.
Лишь оклемается едва —
И ну пихать свой мотовило3
Всем — будь то девка иль вдова.

Мы все еб*мся понемногу
И где-нибудь, и как-нибудь,
Так что по*бкой, слава богу,
У нас не запросто блеснуть.

Но поберечь невредно семя —
Член к нам одним концом прирос!
Тем паче, что и в наше время
Так на него повышен спрос.

Но ша. Я, кажется, зарвался.
Прощения у вас прошу
И к дяде, что один остался,
Вернуться с вами поспешу.

Ах, опоздали мы немного —
Старик уже в бозе почил4.
Так мир ему! И слава богу,
Что завещанье настрочил.

Вот и наследник мчится лихо,
Как за блондинкою грузин…
Давайте же мы выйдем тихо,
Пускай останется один.

Ну, а пока у нас есть время,
Поговорим на злобу дня.
Так что я там пи*дил про семя?
Забыл. Но это всё ху*ня,

Не в этом зла и бед причина.
От баб страдаем мы, мужчины.
Что в бабах прок? Одна пи*да,
Да и пи*да не без вреда.

И так не только на Руси:
В любой стране о том спроси —
Где бабы, скажут, быть беде.
Cherchez la femme5 — ищи в пи*де.

Где баба — ругань, пьянка, драка.
Но лишь её поставишь раком,
Концом её перекрестишь —
И всё забудешь, всё простишь,
Да только член прижмёшь к ноге —
И то уже tout le monde est gai6.

А ежели ещё минет,
А ежели ещё… Но нет,
Черёд и этому придёт,
А нас теперь Евгений ждёт.

Но тут насмешливый читатель
Возможно, мне вопрос задаст:
«Ты с бабой сам лежал в кровати?
Иль, может быть, ты педераст?
Иль, может, в бабах не везло,
Коль говоришь, что в них всё зло?»

Его без гнева и без страха
Пошлю интеллигентно на х*й.
Коль он умён — меня поймет,
А коли глуп — так пусть идёт.

Я сам люблю, к чему скрывать,
С хорошей бабою — в кровать…
Но баба бабой остаётся,
Пускай как бог она еб*тся!

Глава вторая

Деревня, где скучал Евгений,
Была прелестный уголок.
Он в первый день без рассуждений
В кусты крестьянку поволок,

И, преуспев там в деле скором,
Покойно вылез из куста,
Обвел своё именье взором,
Поссал и молвил: «Красота!»

Один среди своих владений,
Чтоб время с пользой проводить,
Решил в то время мой Евгений
Такой порядок учредить:

Велел он бабам всем собраться,
Пересчитал их лично сам,
Чтоб легче было разобраться,
Переписал их по часам…

Бывало, он ещё в постеле
Спросонок чешет два яйца,
А под окном уж баба в теле
Ждёт с нетерпеньем у крыльца,

В обед — ещё, и в ужин тоже!
Да кто ж такое стерпит, боже!
А мой герой, хоть и ослаб,
Еб*т и днем и ночью баб.

В соседстве с ним и в ту же пору
Другой помещик проживал.
Но тот такого бабам дёру,
Как мой приятель, не давал.

Звался сосед Владимир Ленский.
Столичный был, не деревенский,
Красавец в полном цвете лет,
Но тоже свой имел привет.

Похуже баб, похуже водки,
Не дай вам бог такой находки,
Какую сей лихой орёл
В блатной Москве себе обрёл.

Он, избежав разврата света,
Затянут был в разврат иной.
Его душа была согрета
Наркотика струёй шальной.

Ширялся7 Вова понемногу,
Но парнем славным был, ей-богу,
И на природы тихий лон
Явился очень кстати он.

Ведь мой Онегин в эту пору
От ебли частой изнемог.
Лежал один, задёрнув шторы,
И уж смотреть на баб не мог.

Привычки с детства не имея
Без дел подолгу пребывать,
Нашел другую он затею
И начал крепко выпивать.

Что ж, выпить в меру — худа нету,
Но мой герой был пьян до света,
Из пистолета в туз лупил
И, как верблюд в пустыне, пил.

О, вина, вина! Вы давно ли
Служили идолом и мне?..
Я пил подряд — нектар8, говно ли
И думал — истина в вине.

Её там не нашел покуда,
И сколько не пил — всё вотще9.
Но пусть не прячется, паскуда!
Найду, коль есть она вообще.

Онегин с Ленским стали други…
В часы свирепой зимней вьюги
Подолгу у огня сидят,
Ликёры пьют, за жизнь пиздят.

Вот раз Онегин замечает,
Что Ленский как-то отвечает
На все вопросы невпопад,
И уж давно смотаться рад,
И пьёт уже едва-едва…
Послушаем-ка их слова:

«Куда, Владимир, ты уходишь?» —
«О да, Евгений, мне пора!» —
«Постой, с кем время ты проводишь?
Скажи, ужель нашлась дыра?» —

«Ты угадал. Но только… только…» —
«Ну, шаровые!10 Ну народ!
Как звать чувиху эту? Ольга?
Что? Не даёт? Как, не даёт?!

Ты, знать, неверно, братец, просишь.
Постой, ведь ты меня не бросишь
На целый вечер одного?
Не ссы! Добьёмся своего!

Скажи, там есть ещё дыра?
Родная Ольгина сестра?!
Сведи меня».— «Ты шутишь».— «Нету!
Ты будешь тулить ту, я — эту!
Так что ж, мне можно собираться?»
И вот друзья уж рядом мчатся.

Но в этот день мои друзья
Не получили ни (вырезано цензурой),
За исключеньем угощенья.
И, рано испросив прощенья,
Летят домой дорогой краткой.
Мы их послушаем украдкой:

«Ну, что у Лариных?» — «Ху*ня.
Напрасно поднял ты меня.
Еб*ть там никого не стану,
Тебе ж советую Татьяну».—

«Татьяну? Что так?» — «Друг мой Вова,
Баб понимаешь ты ху*во!
Когда-то, в прежние года,
И я драл всех — была б пи*да.

С годами гаснет жар в крови,
Теперь *бу лишь по любви».
Владимир сухо отвечал,
И после во весь путь молчал.

Домой приехал, принял дозу,
Ширнулся, сел и загрустил.
Одной рукой стихи строчил,
Другой — х*й яростно дрочил.

Меж тем двух *барей явленье
У Лариных произвело
На баб такое впечатленье,
Что у сестёр пи*ду свело.

Глава третья

Итак, она звалась Татьяна…
Грудь, ноги, жопа — без изъяна,
И этих ног счастливый плен
Мужской ещё не ведал член.

А думаете, не хотела
Она попробовать конца?
Хотела так, что аж потела
И изменялася с лица.

И всё же, несмотря на это,
Благовоспитанна была,
Романы про любовь искала,
Читала их, во сне спускала
И целку строго берегла.

…Не спится Тане: враг не дремлет,
Любовный жар её объемлет.
«Ах, няня, няня, не могу я,
Открой окно, зажги свечу…» —
«Ты что, дитя?» — «Хочу я х*я,
Онегина скорей хочу!»

Татьяна утром рано встала,
(вырезано цензурой) об лавку почесала,
И села у окошка сечь11,
Как Бобик Жучку будет влечь.

А Бобик Жучку шпарит раком!
Чего бояться им, собакам —
Лишь ветерок в листве шуршит!
А то, глядишь, и он спешит,

И думает в волненье Таня,
Как это Бобик не устанет
Работать в этих скоростях?
Так нам приходится в гостях
Или на лестничной площадке
Кого-то тулить без оглядки.

Вот Бобик кончил, с Жучки слез
И вместе с ней умчался в лес.
Татьяна ж у окна одна
Осталась, горьких дум полна.

А что ж Онегин? С похмелюги
Рассолу выпил целый жбан —
Нет средства лучшего, о други!
И курит топтаный долбан12.

О, долбаны, бычки, окурки!
Порой вы слаще сигарет!
Мы же не ценим вас, придурки,
Иль ценим вас, когда вас нет.

…Во рту говно, курить охота
А денег — только пятачок,
И вдруг в углу находит кто-то
Полураздавленный бычок.

И крики радости по праву
Из глоток страждущих слышны!
Я честь пою, пою вам славу,
Бычки, окурки, долбаны!

Ещё кувшин рассолу просит,
И тут письмо служанка вносит.
Он распечатал, прочитал —
Конец в штанах мгновенно встал

Себя недолго Женя мучил
Раздумьем тягостным. И вновь,
Так как покой ему наскучил,
Вином в нём заиграла кровь.

В мечтах Татьяну он представил,
И так, и сяк её поставил…
Решил: «Сегодня ввечеру
Сию Татьяну отдеру!»

День пролетел, как миг единый.
И вот Онегин уж идёт,
Как и условлено, в старинный
Тенистый парк. Татьяна ждёт.

Минуты две они молчали…
Подумал Женя: «Ну, держись!..»
Он молвил: «Вы ко мне писали».
И гаркнул вдруг: «А ну, ложись!»

Орех, могучий и суровый,
Стыдливо ветви отводил,
Когда Онегин чл*н багровый
Из плена брюк освободил.

От ласк Онегина небрежных
Татьяна как в бреду была.
В шуршанье платьев белоснежных
И после стонов неизбежных
Свою невинность пролила.

Ну, а невинность — это, братцы,
Воистину — и смех, и грех.
Ведь, если глубже разобраться,
Надо разгрызть, чтоб съесть орех.

Но тут меня вы извините —
Изгрыз, поверьте, сколько мог.
Теперь увольте и простите —
Я целок больше не ломок.

Ну вот, пока мы здесь пи*дили,
Онегин Таню отдолбал,
И нам придётся вместе с ними
Скорее поспешить на бал.

О, бал давно уже в разгаре!
В гостиной жмутся пара к паре,
И член мужчин всё напряжён
На баб всех, кроме личных жён.

Да и примерные супруги
В отместку брачному кольцу,
Кружась с партнёром в бальном круге,
К чужому тянутся концу.

В соседней комнате — смотри-ка!
На скатерти зелёной — сика13,
А за портьерою в углу
*бут кого-то на полу.

Лакеи быстрые снуют,
В бильярдной — так уже блюют,
Там хлопают бутылок пробки…
Татьяна же после по*бки
Наверх тихонько поднялась,
Закрыла дверь и улеглась.

В сортир летит Евгений сходу.
Имел он за собою моду
Усталость ебли душем снять,
Что нам не вредно б перенять.

Затем к столу Евгений мчится,
И надобно ж беде случиться —
Владимир с Ольгой за столом,
И член, естественно, колом.

Он к ним идёт походкой чинной,
Целует руку ей легко.
«Здорово, Вова, друг старинный!
Je vous en prie14, бокал „Клико“!»15

Бутылочку «Клико» сначала,
Потом зубровку16, хванчкару17 —
И через час уже качало
Друзей, как листья на ветру.

А за бутылкою «Особой»18
Онегин, плюнув вверх икрой,
Назвал Владимира разъёбой,
А Ольгу — ссаною дырой.

Владимир, поблевав немного,
Чего-то стал орать в пылу,
Но, бровь свою насупив строго,
Спросил Евгений: «По *блу?..»

Хозяину, что бегал рядом,
Сказал: «А ты поди поссы!»
Попал случайно в Ольгу взглядом
И снять решил с неё трусы.

Сбежались гости. Наш кутила,
Чтобы толпа не подходила,
Карманный вынул пистолет.
Толпы простыл мгновенно след.

А он — красив, могуч и смел
Её меж рюмок отымел.
Затем зеркал побил немножко,
Прожёг сигарою диван,
Из дома вышел, крикнул: «Прошка!»
И уж сквозь храп: «Домой, болван!»

Глава четвертая

Meтельный вихрь во тьме кружится,
В усадьбе светится окно.
Владимир Ленский не ложится,
Хоть спать пора уже давно.

Он в голове полухмельной
Был занят мыслию одной
И под метельный ураган
Дуэльный чистил свой наган19.

«Онегин — (вырезано цензурой), бл*дь, зараза,
Разъ*ба, пи*оp и говно!
Как солнце выйдет — драться сразу!
Дуэль до смерти! Решено!»

Залупой красной солнце встало.
Во рту с похмелья — стыд и срам…
Онегин встал, раскрыл *бало
И выпил водки двести грамм.

Звонит. Слуга к нему вбегает,
Рубашку, галстук предлагает,
На шею вяжет чёpный бант…
Двеpь настежь — входит секундант.

Не стану приводить слова.
Не дав ему пи*ды едва,
Сказал Онегин, что пpидёт,
У мельницы пусть, (вырезано цензурой), ждёт!

Поляна белым снегом крыта.
Да, здесь всё будет шито-кpыто.
«Мой секундант,— сказал Евгений.—
Вот он — мой друг, monsieur Chartreuse»20.
И вот друзья без рассуждений
Становятся между беpёз.

«Миpиться? На х*й эти штуки!
Наганы взять прошу я в руки!»
Онегин молча скинул плед
И также поднял пистолет.

Он на врага глядит чрез мушку…
Владимир тоже поднял пушку,
И не куда-нибудь, а в глаз
Наводит дуло, пид*pас.

Евгения менжа21 хватила,
Мелькнула мысль: «Убьёт, мудило!
Ну подожди, дружок, дай срок!» —
И первым свой спустил курок.

Упал Владимир. Взгляд уж мутный,
Как будто полон сладких гpёз.
И, после паузы минутной,
«Пипец!» — сказал monsieur Chartreuse.

Глава пятая

Весна для нас, мужчины, мука.
Будь хром ты, крив или горбат,
Лишь снег сойдёт — и к солнцу штука,
А в яйцах звон!.. Не звон — набат!

Прекраснейшее время года,
Душа виолою22 поёт,
Преображает нас природа:
У стариков и то встаёт!..

Лист клейкий в пальцах разотрите,
Дела забросьте все свои,
Все окна — настежь! Посмотрите —
*бутся лихо воробьи!

Вокруг неё — прыг-скок, по кругу,
Все перья дыбом, бравый вид!
Догонит милую подругу —
И раком, раком норовит!

Весной, как это всем известно,
Блудить желает каждый скот,
Но краше всех, скажу вам честно,
*бётся в это время кот.

О, сколько страсти, сколько муки,
Могучей сколько простоты
Коты поют… И эти звуки
Своим подругам шлют коты…

И в схватке ярой рвут друг друга —
В любви сильнейший только прав!
Лишь для него стоит подруга,
Свой хвост с готовностью задрав.

И он придёт, окровавленный —
То право он добыл в бою!
Покровы прочь! Он под вселенной
Подругу выдерет свою.

Нам аллегории не внове,
Но всё ж скажу, при всём при том,
Пусть не на крыше и без крови,
Но не был кто из нас котом?
И, пусть с натяжкою немножко,
Но в каждой бабе есть и кошка.

Я пересказывать не стану
Вам всех подробностей. Скажу
Лишь только то, что я Татьяну
Одну в деревне нахожу.

А Ольга? Что ж, натуры женской
Не знал один, должно быть, Ленский:
Ведь не прошел ещё и год,
А Ольгу уж другой *бёт.

Уж Ольгиным другой стал мужем,
Но не о том, друзья, мы тужим,
Знать, так назначено судьбой.
Прощай же, Ольга, бог с тобой!..

Затягивает время раны.
Но не утихла боль Татьяны;
Хоть уж не целкою была,
А дать другому не могла.

Онегина давно уж нету —
Бродить пустился он по свету.
По слухам, где-то он в Крыму,
Теперь всё по х*ю ему!..

«Но замуж как-то нужно, всё же,
Не то — на что это похоже?
Ходил тут, девку отодрал,
Дружка убил да и удрал!» —

Твердила мать. И без ответа
Не оставались те слова.
И вот запряжена карета,
И впереди — Москва, Москва…

               глава шестая

Дороги! Мать твою налево!..
Кошмарный сон, верста к версте…
Ах, Александр Сергеич, где вы?..
У нас дороги ещё те!..

«Лет чрез пятьсот дороги, верно,
У нас изменятся безмерно»,—
Так ведь писали, помню, вы?
Увы! Вы, видимо, правы!..

Писали вы: «…дороги плохи,
Мосты забытые гниют,
На станциях клопы да блохи
Заснуть минуты не дают…» —
И на обед дают говно…
Теперь не то уже давно.

Клопы уже не точат стены,
Есть где покушать и попить,
Но цены, Александр Сергеич, цены!..
Уж лучше блохи, бл*дью быть!..

Однако ж сей базар оставим,
И путь к Татьяне свой направим,
Затем, что ветер сладких грёз
Нас далеко уже занёс.

Я рад бы обойтись без мата,
Но дело, видно, ху*вато:
Село глухое и — Москва…
У Тани кругом голова.

В деревне новый ёбарь — это
Затменье, буря, конец света.
Здесь ёбарей — как в суке блох:
Кишат, и каждый, бл*, неплох!

Ей комплимент за комплиментом
Здесь дарят (мечутся не зря!)
И, ловко пользуясь моментом,
Ебут глазами втихаря.

Один глядит едва, украдкой,
Другой — в открытую, в упор,
Походкой мимо ходит краткой…
В углу давно и гул, и спор:

«Да я б влупил ей, господа!» —
«Нет, чересчур она худа!» —
«Так что же, я худых люблю
И этой, верно уж, влуплю».—

«Нет, эту вам не уломать!» —
«Так что ж, я лгу, еб*на мать?!» —
«Посмотрим!» — «Хули там, смотри!» —
«Так что же, господа, пари?

Вы принимаете, корнет?» —
«Я захочу, так и минет
Она возьмёт, чёрт побери!» —
«Так что, пари?» — «Держу пари!» —

«Вы искушаете судьбу!» —
«Через неделю я *бу!» —
«Минет, минет… А если нет?» —
«А если нет — всё отдаю
И целый месяц вас пою!» —

«Что ж, вызов принят! По рукам!
Дворецкий, дайте-ка стакан!
Вас рады видеть, милый граф,
Вы опоздали, просим штраф!» —

«Виват!23 До дна, мой граф, до дна!» —
«Скажите, граф, а кто она,
Вон, у колонны? Нет, не та!
Та, что скромна так и проста».—

«Ах, эта? Ларина, корнет.
Впервые появилась в свет!
Что, хороша?» — «Да, хороша!» —
«Но там не светит ни шиша…» —

«Поручик, слышите?» — «Мандёж!
Умело если подойдёшь…
Но — тс-с, друзья! Не разглашать!
Пора на танец приглашать!..»

Гремит мазурка на весь зал…
Друзья, как я уже сказал,
Что непривычен Тане был
Кутёж московский, жар и пыл.

Поручик же был хват24 и фат25
И пили за него виват!
Не в первый раз такие споры
Он заключал и побеждал.
Черны усы и звонки шпоры —
Виктории26 он лёгкой ждал…

Читателя томить не стану.
Она пришла. Мою Татьяну
Обхаживал недолго он.
Хитёр, как змей, силён, как слон —
Заправил ей таки пистон…

Hа свете, братцы, всё говно.
Мы сами — то же, что оно:
Пока бокал пенистый пьём,
Пока красавицу *бём,
Ебут самих нас в жопу годы —
Таков, увы, закон природы.

Рабы страстей, рабы порока,
Стремимся мы по воле рока
Туда, где б выпить иль ебнуть,
И по возможности — всё даром,
Стремимся сделать это с жаром
И поскорее улизнуть.

Hо время между тем летит
И ни х*я нам не простит:
То боль в спине, в груди — одышка,
То геморрой, то где-то шишка,

Hачнём мы кашлять и дристать,
И пальцем в жопе ковырять,
И вспоминать былые годы…
Таков, увы, закон природы.

Потом свернется лыком х*й,
И, как над ним ты ни колдуй,
Он больше никогда не встанет,
Кивнёт на миг — и вновь завянет,
Как вянут нежные цветы
Морозом тронутой весны.

Так всех, друзья, нас скосят годы.
Таков, увы, закон природы.

Пролог

Природа женщин сотворила,
Богатство, славу им дала,
Меж ног отверстье прорубила,
Его пиздо* назвала.

У женщин всех (вырезано цензурой) — игрушка!
Мягка, просторна — хоть куда,
И, как мышиная ловушка,
Для нас открыта всех всегда.

Она собою всех прельщает,
Манит к себе толпы людей,
И бедный х*й по ней летает,
Как по сараю воробей.

(вырезано цензурой) — создание природы,
Она же — символ бытия.
Оттуда лезут все народы,
Как будто пчёлы из улья.

Тебя, х*й длинный, прославляю,
Тебе честь должно воздаю!
Восьмивершковый1, волосистый,
Всегда готовый бабу еть2,
Тебе на лире голосистой
До гроба буду песни петь.

О, х*й! Ты дивен чудесами,
Ты покоряешь женский род,
Тобою создан весь народ —
Юнцы, и старцы с бородами,
И царь державный, и свинья,
Пи*да, и бл*дь, и грешный я…

                     I

Дом двухэтажный занимая,
У нас в Москве жила-была
Вдова, купчиха молодая,
Лицом румяна и бела.

Покойный муж её мужчина
Ещё не старой был поры,
Но приключилась с ним кончина
Из-за её большой дыры.

На передок все бабы слабы,
Скажу, соврать тут не боясь,
Но уж такой ебливой бабы
И свет не видел отродясь.

Несчастный муж моей купчихи
Был парень безответно тихий,
И, слушая жены приказ,
*б в день её по десять раз.

Порой он ноги чуть волочит,
Х*й не встаёт, хоть отруби,
Она же знать того не хочет —
Хоть плачь, а всё равно *би.

В подобной каторге едва ли
Протянешь долго. Год прошёл,
И бедный муж в тот мир ушёл,
Где нет ни *бли, ни печали…

О, жёны, верные супругам!
Желая также быть вам другом,
Скажу: и мужниным мудам
Давайте отдых вы, мадам.

Вдова, не в силах пылкость нрава
И женской страсти обуздать,
Пошла налево и направо
Любому-каждому давать.

Её *бли и пожилые,
И старики, и молодые —
Все, кому *(вырезано цензурой) по нутру,
Во вдовью лазили дыру.

О, вы, замужние и вдовы!
О, девы! (Целки тут не в счёт.)
Позвольте мне вам наперёд
Сказать про *блю два-три слова.

*битесь все вы на здоровье,
Отбросив глупый ложный стыд,
Позвольте лишь одно условье
Поставить, так сказать, на вид:

*битесь с толком, аккуратней:
Чем реже *(вырезано цензурой), тем приятней,
И боже вас оборони
От беспорядочной *бни.

От необузданности страсти
Вас ждут и горе, и напасти;
Вас не насытит уж тогда
Обыкновенная елда.

Три года в *бле бесшабашной
Как сон для вдовушки прошли.
И вот томленья муки страстной
И грусть на сердце ей легли.

Её уж то не занимало,
Чем раньше жизнь была красна,
Чего-то тщетно всё искала
И не могла найти она.

Всех *барей знакомы лица,
Их ординарные хуи
Приелись ей, и вот вдовица
Грустит и точит слез струи.

И даже *блей в час обычный
Ей угодить никто не мог:
У одного х*й неприличный,
А у другого короток,

У третьего — уж очень тонок,
А у четвёртого муде
Похожи на пивной бочонок
И зря колотят по манде.

То сетует она на яйца —
Не видно, точно у скопца;
То х*й не больше, чем у зайца…
Капризам, словом, нет конца.

Вдова томится молодая,
Вдове не спится — вот беда.
Уж сколько времени, не знаю,
Была в бездействии пи*да.

И вот по здравом рассужденье
О тяжком жребии своём
Она к такому заключенью
Пришла, раскинувши умом:

Чтоб сладить мне с лихой бедою,
Придётся, видно, сводню звать:
Мужчину с длинною елдою
Она сумеет подыскать.

                     II

В Замоскворечье, на Полянке3,
Стоял домишко в три окна.
Принадлежал тот дом мещанке
Матрёне Марковне. Она

Жила без горя и печали,
И эту даму в тех краях
За сваху ловкую считали
Во всех купеческих домах.

Но эта Гименея4 жрица,
Преклонных лет уже девица,
Свершая брачные дела,
И сводней ловкою была.

Наскучит коль купчихе сдобной
Порой с супругом-стариком —
Устроит Марковна удобно
Свиданье с *барем тайком.

Иль по другой какой причине
Свою жену муж не *бёт,
Та затоскует по мужчине —
И ей Матрёна х*й найдёт.

Иная, в праздности тоскуя,
Захочет для забавы х*я —
Моя Матрёна тут как тут,
И глядь — баб*нку уж *бут.

Мужчины с ней входили в сделку:
Иной захочет гастроном5
Свой х*й полакомить — и целку
Ведёт Матрёна к нему в дом…

И вот за этой, всему свету
Известной своднею, тайком,
Вдова отправила карету
И ждёт Матрёну за чайком.

Вошедши, сводня помолилась,
На образ истово6 крестясь,
Хозяйке чинно поклонилась
И так промолвила, садясь:

«Зачем позвала, дорогая?
Али во мне нужда какая?
Изволь — хоть душу заложу,
Но на тебя я угожу.

Коль хочешь, женишка спроворю.
Аль просто чешется манда?
И в этом разе завсегда
Готова пособить я горю!

Без *бли, милая, зачахнешь,
И жизнь те станет не мила.
Такого *баря, что ахнешь,
Я для тебя бы припасла!»

«Спасибо, Марковна, на слове!
Хоть *барь твой и наготове,
Но пригодится он едва ль,
Твоих трудов мне только жаль!

Мелки в наш век пошли людишки!
Ху*в уж нет — одни х*ишки.
Чтоб х*я длинного достать,
Весь свет придётся обыскать.

Мне нужен крепкий х*й, здоровый,
Не меньше, чем восьмивершковый.
Не дам я мелкому хую
Посуду пакостить свою!

Мужчина нужен мне с елдою
С такою, чтоб когда он *б,
Под ним вертелась я юлою,
Чтобы глаза ушли под лоб,

Чтоб мне дыханье захватило,
Чтоб зуб на зуб не попадал,
Чтоб я на свете всё забыла,
Чтоб х*й до сердца доставал!»

Матрёна табачку нюхнула,
О чём-то тяжело вздохнула,
И, помолчав минутки две,
На это молвила вдове:

«Трудненько, милая, трудненько
Такую подыскать елду.
Восьмивершковый!.. Сбавь маленько,
Поменьше, может, и найду.

Есть у меня тут на примете
Один мужчина. Ей-же-ей,
Не отыскать на целом свете
Такого х*я и мудей!

Я, грешная, сама смотрела
Намедни х*й у паренька
И, увидавши, обомлела —
Совсем пожарная кишка!

У жеребца и то короче!
Ему не то что баб скоблить,
А, будь то сказано не к ночи,
Такой елдой чертей глушить!

Собою видный и дородный,
Тебе, красавица, под стать.
Происхожденьем благородный,
Лука Мудищев его звать.

Да вот беда — теперь Лукашка
Сидит без брюк и без сапог —
Всё пропил в кабаке, бедняжка,
Как есть, до самых до порток».

Вдова восторженно внимала
Рассказам сводни о Луке
И сладость ебли предвкушала
В мечтах об этом елдаке.

Не в силах побороть волненья,
Она к Матрёне подошла
И со слезами умиленья
Её в объятия взяла:

«Матрёна, сваха дорогая,
Будь для меня ты мать родная!
Луку Мудищева найди
И поскорее приведи.

Дам денег, сколько ты захочешь,
А ты сама уж похлопочешь,
Одень приличнее Луку
И будь с ним завтра к вечерку».

«Изволь, голубка, беспременно
К нему я завтра же пойду,
Экипирую преотменно,
А вечерком и приведу».

И вот две радужных бумажки
Вдова выносит ей в руке
И просит сводню без оттяжки
Сходить немедленно к Луке.

Походкой скорой, семенящей
Матрёна скрылася за дверь,
И вот вдова моя теперь
В мечтах о ебле предстоящей.

                     III

Лука Мудищев был дородный7
Мужчина лет так сорока.
Жил вечно пьяный и голодный
В каморке возле кабака.

В придачу к бедности мизерной8
Еще имел он на беду
Величины неимоверной
Восьмивершковую9 елду.

Ни молодая, ни старуха,
Ни (вырезано цензурой), ни девка-потаскуха,
Узрев такую благодать,
Не соглашались ему дать.

Хотите верьте иль не верьте,
Но про него носился слух,
Что он елдой своей до смерти
За*б каких-то барынь двух.

И вот, совсем любви не зная,
Он одинок на свете жил
И, х*й свой длинный проклиная,
Тоску-печаль в вине топил.

Но тут позвольте отступленье
Мне сделать с этой же строки,
Чтоб дать вам вкратце поясненье
О роде-племени Луки.

Весь род Мудищевых был древний,
И предки нашего Луки
Имели вотчины10, деревни
И пребольшие елдаки.

Из поколенья в поколенье
Передавались те хуи,
Как бы отцов благословенье,
Как бы наследие семьи.

Мудищев, именем Порфирий,
Ещё при Грозном службу нёс
И, поднимая х*ем гири,
Порой смешил царя до слёз.

Покорный Грозного веленью,
Своей елдой, без затрудненья,
Он раз убил с размаху двух
В вину попавших царских слуг.

Другой Мудищев звался Саввой,
Петрово дело защищал,
И в славной битве под Полтавой
Он х*ем пушки прочищал!

При матушке Екатерине,
Благодаря своей махине,
В фаворе11 был Мудищев Лев,
Блестящий генерал-аншеф12.

Сказать по правде, дураками
Всегда Мудищевы слыли,
Зато большими елдаками
Они похвастаться могли.

Свои именья, капиталы
Спустил Луки распутный дед,
И наш Лукаша, бедный малый,
Был нищим с самых юных лет.

Судьбою не был он балуем,
И про Луку сказал бы я:
Судьба его снабдила х*ем,
Не дав в придачу ни х*я.

                     IV

Настал вот вечер дня другого.
Одна в гостиной ждёт-пождёт
Купчиха гостя дорогого,
А время медленно идёт.

Под вечерок она в пахучей
Помылась розовой воде
И смазала на всякий случай
Губной помадою в (вырезано цензурой).

Хоть всякий х*й ей не был страшен,
Но тем не менее ввиду
Такого х*я, как Лукашин,
Она боялась за (вырезано цензурой).

Но чу! Звонок! О миг желанный!
Прошла ещё минута-две —
И гость явился долгожданный —
Лука Мудищев — ко вдове.

…Склонясь, стоял пред нею фасом
Дородный видный господин
И произнёс пропойным басом:
«Лука Мудищев, дворянин».

Он вид имел молодцеватый:
Причёсан, тщательно побрит,
Одет в сюртук13 щеголеватый,
Не пьян, а водкою разит.

«Ах, очень мило!.. Я так много
О вашем слышала…» — вдова
Как бы смутилася немного,
Сказав последние слова.

«Да-с, это точно-с; похвалиться
Могу моим!.. Но впрочем вам
Самим бы лучше убедиться,
Чем верить слухам и словам!»

И, продолжая в том же смысле,
Уселись рядышком болтать,
Но лишь одно имели в мысли:
Как бы скорей *бню начать.

Чтоб не мешать беседе томной,
Нашла Матрёна уголок,
Уселась в нём тихонько, скромно
И принялась вязать чулок.

Так близко находясь с Лукою,
Не в силах снесть Тантала мук14,
Полезла вдовушка рукою
В карман его суконных брюк.

И от её прикосновенья
Х*й у Луки воспрянул вмиг,
Как храбрый воин пред сраженьем —
Могуч, и грозен, и велик.

Нащупавши елдак, купчиха
Мгновенно вспыхнула огнём
И прошептала нежно, тихо,
Склонясь к нему: «Лука, пойдём!»

И вот вдова вдвоём с Лукою.
Она и млеет, и дрожит,
И кровь её бурлит рекою,
И страсть огнём её палит.

Снимает башмачки и платье,
Рвёт в нетерпенье пышный лиф,
И, обе сиськи заголив,
Зовёт Луку в свои объятья.

Мудищев тоже разъярился;
Тряся огромною елдой,
Как смертоносной булавой,
Он на купчиху устремился.

Её схватил он поперёк
И, бросив на кровать с размаху,
Заворотил он ей рубаху,
И х*й всадил ей между ног.

Но тут игра плохая вышла:
Как будто ей всадили дышло15,
Купчиха начала кричать
И всех святых на помощь звать.

Она кричит — Лука не слышит,
Она сильнее всё орёт —
Лука, как мех кузнечный, дышит
И знай себе вдову *бёт.

Услышав крики эти, сваха
Спустила петли у чулка
И говорит, дрожа от страха:
«Ну, знать, за*б её Лука!»

Но через миг, собравшись с духом,
С чулком и спицами в руках
Спешит на помощь лёгким пухом
И к ним вбегает впопыхах.

И что же зрит? Вдова стенает,
От боли выбившись из сил,
Лука же жопу заголил
И жертву еть всё продолжает.

Матрёна, сжалясь над вдовицей,
Спешит помочь скорей беде
И ну колоть вязальной спицей
Луку то в жопу, то в муде.

Лука воспрянул львом свирепым,
Старуху на пол повалил
И длинным х*ем, словно цепом16,
По голове её хватил.

Но всё ж Матрёна изловчилась,
Остатки силы собрала,
Луке в муде она вцепилась
И напрочь их оторвала.

Взревел Лука и ту старуху
Елдой своей убил, как муху —
В одно мгновенье, наповал,
И сам безжизненный упал.

               эпилог

И что же? К ужасу Москвы
Наутро там нашли три трупа:
Средь лужи крови труп вдовы,
С пи*дой, разорванной до пупа,
Труп свахи, распростёртый ниц,
И труп Лукаши без яиц.

Три дня Лукашин красный х*й
Лежал на белом покрывале.
Его все девки целовали,
Печален был их поцелуй…

Вот, наконец, и похороны.
Собрался весь торговый люд.
Под траурные перезвоны
Три гроба к кладбищу несут.

Народу много собралося,
Купцы за гробом чинно шли
И на серебряном подносе
Муде Лукашины несли.

За ними — медики-студенты
В халатах белых, без штанов.
Они несли его патенты
От всех московских бардаков17.

К Дашковскому, где хоронили,
Стеклася вся почти Москва.
Там панихиду отслужили,
И лились горькие слова.

Когда ж в могилу опускали
Глазетовый18 Лукашкин гроб,
Все бляди хором закричали:
«Лукашка! Мать твою! У*б!»

…Лет через пять соорудили
Часовню в виде елдака,
Над входом надпись водрузили:
«Купчиха, сводня и Лука»